Офицера можно...

Офицера можно лишить очередного воинского звания или должности, или обещанной награды, чтоб он лучше служил.
Или можно не лишать его этого звания, а просто задержать его на время, на какой-то срок – лучше на неопределенный, – чтоб он все время чувствовал.
Офицера можно не отпускать в академию или на офицерские курсы; или отпустить его, но в последний день, и он туда опоздает, – и все это для того, чтобы он ощутил, чтоб он понял, чтоб дошло до него, что не все так просто.
Можно запретить ему сход на берег, если, конечно, это корабельный офицер, или объявить ему лично оргпериод, чтоб он организовался; или спускать его такими порциями, чтоб понял он, наконец, что ему нужно лучше себя вести в повседневной жизни.
А можно отослать его в командировку или туда, где ему будут меньше платить, где он лишится северных надбавок; а еще ему можно продлить на второй срок службу в плавсоставе или продлить ее ему на третий срок, или на четвертый; или можно все время отправлять его в море, на полигон, на боевое дежурство, в тартарары – или еще куда-нибудь, а квартиру ему не давать, – и жена его, в конце концов, уедет из гарнизона, потому что кто же ей продлит разрешение на въезд – муж-то очень далеко.
Или можно дать ему квартиру – «Берите, видите, как о вас заботятся», – но не сразу, а лет через пять – восемь, пятнадцать – восемнадцать, – пусть немного еще послужит, проявит себя.
А еще можно объявить ему, мерзавцу, взыскание – выговор, или строгий выговор, или там «предупреждение о неполном служебном соответствии» – объявить и посмотреть, как он реагирует.
Можно сделать так, что он никуда не переведется после своих десяти «безупречных лет» и будет вечно гнить, сдавая «на допуск к самостоятельному управлению».
Можно контролировать каждый его шаг: и на корабле, и в быту; можно устраивать ему внезапные «проверки» какого-нибудь «наличия» – или комиссии, учения, предъявления, тревоги.
Можно не дать ему какую-нибудь «характеристику» или «рекомендации» – или дать, но такую, что он очень долго будет отплевываться.
Можно лишить его премии, «четырнадцатого оклада», полностью или частично.
Можно не отпускать его в отпуск – или отпустить, но тогда, когда никто из нормальных в отпуск не ходит, или отпустить его по всем приказам, а отпускной билет его у него же за что-нибудь отобрать и положить его в сейф, а самому уехать куда-нибудь на неделю – пусть побегает.
Или заставить его во время отпуска ходить на службу и проверять его там ежедневно и докладывать о нем ежечасно.
И в конце-то концов, можно посадить его, сукина сына, на цепь! То есть я хотел сказать, на гауптвахту – и с нее отпускать только в море! только в море!
Или можно уволить его в запас, когда он этого не хочет, или, наоборот, не увольнять его, когда он сам того всеми силами души желает, пусть понервничает, пусть у него пена изо рта пойдет.
Или можно нарезать ему пенсию меньше той, на которую он рассчитывал, или рассчитать ему при увольнении неправильно выслугу лет – пусть пострадает; или рассчитать его за день до полного месяца или до полного года, чтоб ему на полную выслугу не хватило одного дня.
И вообще, с офицером можно сделать столько! Столько с ним можно сделать! Столько с ним можно совершить! Что грудь моя от восторга переполняется, и от этого восторга я просто немею.
Начало
На флоте ЛЮБОЕ НАЧИНАНИЕ всегда делится на четыре стадии:
первая – ЗАПУГИВАНИЕ;
вторая – ЗАПУТЫВАНИЕ;
третья – НАКАЗАНИЕ НЕВИНОВНЫХ;
четвертая – НАГРАЖДЕНИЕ НЕУЧАСТВУЮЩИХ.
А. Покровский
++++
Мой комментарий.
Когда Александр Покровский написал бессмертную фразу «офицера можно», думаю, он даже не предполагал, как творчески переработает её нынешнее поколение военных руководителей, как её расширят и углубят. Не обладая литературным талантом автора, постарался раскрыть бессмертный тезис применительно к нынешним реалиям. На самом деле, может всё не так и плохо, но, господа, тенденция. Это настораживает.......
Офицера трудно, практически невозможно, лишить очередного воинского звания, если он стоит на соответствующей должности, но можно ежедневно оскорблять при его подчинённых или младших по воинскому званию. Его можно не слушать и не давать ему открыть рта, на него можно орать, размахивая руками, материть и разглагольствовать о его никчемности, бестолковости и некомпетентности. А ещё, на него можно свалить свои собственные ошибки.
А ещё, ему можно ставить невыполнимые задачи и требовать немедленного решения, чтобы этот подонок всю ночь рисовал слайды, карты или делал какой-нибудь доклад. Для этих «ряженых и неумеющих работать офицериков» можно устраивать совещания в двадцать или двадцать три часа. Его можно вызывать в выходные или вообще отменить их. Его просто необходимо, не то, что бы можно, попрекать премией, которую он получит, а может и не получит. Можно сократить её до минимума, но до последнего дня об этом не сообщать. Можно, сначала дать премию, а потом её лишить. Вообще, с офицером можно сделать всё. Можно создать и утвердить регламент рабочего времени в точном соответствии с КЗОТ и согласовать его со всеми начальниками, но на все попытки его соблюдения переходить на мат и рассуждения о бесполезности пребывания никчёмного офицера в Вооружённых Силах. Можно устраивать утренний доклад на час раньше, чем рабочий день начинается по регламенту и начинать вечерний доклад как раз тогда, когда рабочий день заканчивается.
Офицера можно не отпускать в отпуск и не отдавать заработанные отгулы, хотя, если в них начать отпускать, то и служить будет некому. Можно отпускать в отпуск только на неделю или две, причём исключительно в ....бре. Главное, создать обстановку, чтоб он, сука, ощутил свою ничтожность, чтоб он понял, чтоб дошло до него, что не все так просто.
А ещё можно устраивать с ним совещания по двенадцать часов в день, превращая их в монологи начальников, не превзошедших в своём развитии уровня фельдфебеля и вдалбливать в голову этому идиоту прописные истины, учить этого тупого, как надо любить Родину и что такое боевая готовность, не забывая при этом пугать и стращать. Можно. В принципе, можно всё. Абсолютно. То, за что в нормальном обществе можно либо в табло получить, либо под суд загреметь. Но это в нормальном обществе, в том, которое, хотя бы по показухе пытается пыжить из себя правовое. Но в тот мир, в котором «офицера можно», этот «луч света в тёмном царстве никогда не дойдёт». Здесь можно всё. В этом мире не действуют ни законы, ни понятия. Пациенты Зигмунда Фрейда блаженствуют. Здесь лекари они, а больные – весь мир. На офицера можно кричать, что ему не положены выходные, что два выходных в неделю – это непозволительная роскошь, что это преступление. Можно его вообще лишить всего.
Главное, создать неразбериху. Когда офицер пытается разобраться в хаосе, в который его погружают, увеличиваются вполне законные основания карать его за невыполненные мудрые решения и указания, кому-то, в отношении его реализовывать свои скрытые комплексы и творческую импотенцию. Это так удобно, что офицера можно!
Можно много ещё написать про то, что можно. Но смысла, наверное, нет. Всё что можно, уже сделано. Трудно сказать, может быть, это генетический страх власти перед офицерским корпусом, который, будем смотреть правде в глаза – в том виде, в котором существовал раньше, успешно уничтожен. Может быть, это удобная форма использования рабского труда без дополнительных расходов, этакий вариант современного ГУЛАГА. Может быть.
И ВООБЩЕ, С ОФИЦЕРОМ МОЖНО СДЕЛАТЬ СТОЛЬКО! СТОЛЬКО С НИМ МОЖНО СДЕЛАТЬ! СТОЛЬКО С НИМ МОЖНО СОВЕРШИТЬ! ЧТО ГРУДЬ МОЯ ОТ ВОСТОРГА ПЕРЕПОЛНЯЕТСЯ, И ОТ ЭТОГО ВОСТОРГА Я ПРОСТО НЕМЕЮ......
Comments