Интересы, во имя которых Россия воевала в Первую мировую войну, были разны и очень спорны
Обычно осуждающие Брестский мир пытаются говорить, что Россия, выйдя из войны, лишилась роли победителя и своей доли в разделе мира.
Даже если отвлечься от вопроса о том, хорошо ли быть участником мирового грабежа, ту долю, которая была обещана России по заключенным ею с союзниками договорам, ей никто не собирался отдавать. В том числе никто не собирался отдавать ей и те знаменитые проливы — Босфор и Дарданеллы, которые ей действительно были нужны и нужны сегодня.
Союзники России, конечно, хотели с ее помощью победить Германию. Но только для начала. Потому что одновременно они рассчитывали с помощью Германии максимально ослабить и обессилить Россию. До такой степени — чтобы можно было уже без большой войны разделить и ее.
Собственно, война с этого и начиналась. Англия тогда обещала Германии, что останется нейтральной, если Германия не станет воевать с Францией, и ограничится войной против России. То есть Англии нужна была война между ними — и взаимное обессиливание каждой из них.
Замысел реализовать не удалось, и Англия в последний момент в войну вступила: кстати, Берлин тогда был в шоке от ее вероломства — он до конца верил в ее нейтралитет.
Но и вступив в войну в союзе с Россией, Англия никогда не хотела ее победы. И союзники России начали переговоры о сепаратном мире с Тройственным союзом куда раньше, чем переговоры с Германией начало Советское правительство. До начала 1918 года Советская Россия настаивала на заключении не сепаратного мира с Германией, а общего мира между всеми воюющими державами.
Но и в ноябре, и в декабре 1917 года Англия и Франция от такого мира отказывались. Зато параллельно начали переговоры с Австро-Венгрией о сепаратном мире с ней. И в декабре уже официально оформили свои ранее оговоренные между собой намерения в отношении России, утвердив на совещании в Париже «План Антанты» — заключили «Основы Конвенции», по которой по окончании войны Россия подлежала разделу между Англией и Францией.
Кавказ, казачьи области Дона и Кубани, Средняя Азия отходили Англии. Украина, Бессарабия и Крым — Франции. Этот план был обнародован Вудро Вильсоном в канун 1918 года.
Более того — уже в декабре 1917 года одна из стран-союзниц — Румыния, годом ранее спасенная Россией от разгрома австрийскими войсками, — начала вторжение на территорию России.
Союзники официально признали, что не рассматривали Россию в качестве страны-союзницы, а видели в ней лишь добычу, которую планировали разделить поле победы над Германией. Причем признали это еще тогда, когда Россия тщетно звала их самих за стол переговоров с Германией, которая, кстати, тоже согласилась на общие переговоры о мире.
Интересы, во имя которых Россия воевала в Первую мировую войну, были разны и очень спорны. И большую часть страны не вдохновляли. И даже самый привлекательный из них — установление контроля над Босфором и Дарданеллами — никак не стоили понесенных Россией в ходе самой войны потерь.
О цифрах последних спор идет до сих пор, но минимальная известная оценка (Главного управления Генштаба Русской армии от 3 октября 1917 г.) — 750 тысяч убитыми и пропавшими без вести, 3 миллиона 200 тысяч ранеными, 2 миллиона пленными. По современным данным — это демографические потери России — 2254,4 тыс. чел., санитарные потери — 3749,0 тыс. чел. и потери пленными — 3343,9 тыс. чел.
Сербский вопрос, ставший формальным поводом к войне, тоже довольно неоднозначен: как в отношении самой истории и целей сараевского убийства (убитый Фердинанд считался одним из наиболее прославянских политических лидеров Австро-Венгрии), так и по основному пункту расхождений: Австрия требовала от Сербии вещи спорной — участия в расследовании убийства на территории самой Сербии, на что, кстати, Россия пошла в отношении участия польских следователей в расследовании после гибели Качинского под Смоленском. И причем в ответ на требование России Австрия согласилась дать ей гарантии соблюдения сербского суверенитета.
Если говорить о национальном предательстве, то, скорее, нужно под ним понимать как втягивание России в Мировую войну тогдашним российским правительством (все более или менее ответственные руководители империи, начиная со Столыпина, были категорически против нее), так и то, как она велась.
Русская армия по боевой подготовке была в то время лучшей армией в мире, но ее абсолютно авантюристически посылали в бой и обрекали на поражения либо авантюристическими и безграмотными большей частью решениями высшего командования, либо постоянным недоснабжением. Армия воевала подчас героически, но ее постоянно предавала тогдашняя, царская власть.
И в результате этого уже к зиме 1916 — 17 годов в армии насчитывалось полтора миллиона дезертиров, офицерам небезопасно было появляться в окопах, а войска не поднимались в атаку ни по каким приказам. Тут можно было бы говорить о многом, но в 1917 году большевики лишь выражали общее желание народа войти из войны. И национальным предательством было удержание России в войне, а не выход из нее. Армия не хотела воевать и, скорее всего, разошлась бы не в феврале 1918, а уже к осени 1917 года, если бы те же большевики не удерживали ее на позициях обещанием заключения скорого мира и тезисом: «За мир борись, фронт — держи!».
К февралю выбор был простым: либо из войны выйти любой ценой, либо в войне остаться, но при стихийно расходящейся армии. Кстати, призывая к поражению собственного правительства в ходе войны, большевики никогда не призывали к победе Германии и поражению России — их призыв предполагал, чти армии должны были повернуть оружие как против правительства России, так и против правительства и Германии, и других стран.
И, пойдя на Брестский договор, именно им они, по сути, предрекли поражение Германии. Они, с одной стороны, отказались воевать за интересы Франции и Англии, много раз и ранее эксплуатировавших военную доблесть России, но всегда старавшиеся украсть у нее победу. С другой стороны — заставили воевавшие стороны драться между собой, обеспечивая России передышку. С третьей — показали Германии и ее армии, что войну можно окончить, дали вдохнуть «запах мира», после чего она воевать уже не смогла.